Хоразинские рассказы [компиляция] - Дарелл Швайцер

босиком. Вот такое там было место. Так что эта особенность никому не бросалась в глаза, даже если бы тому пареньку — Джерри, пришлось бы скрывать, чем он занимается. Но ему не приходилось. Об этом знали все. Его истинным талантом было умение погружаться в землю и «плавать» в ней не задыхаясь, как некоторые ведьмы в старых сказках, встречаться там с усопшими предками и беседовать с ними. Иногда, по особым случаям, он даже выводил их наверх. А иногда возвращался с необычными костями или сокровищами.

Джерри всегда ходил чумазым, словно Пиг-Пен в комиксах про «Карапузов»[1], но это никого не заботило, из-за того, кем и чем он являлся. У него была сестра — девочка-ящерица. Ещё имелся дядюшка, который всегда появлялся глубокой ночью, на верхушках невероятно высоких деревьев, на самых концах тонких ветвей, куда, с виду, не смогла бы залезть и белка; он ухал, будто филин или взывал к небесам на языке, непонятном никому, кроме Старейшины Авраама и Брата Азраила.

Ещё в Хоразине был ходячий скелет, с которым не стоило бы встречаться поздней ночью; а иногда, во мраке, с небес слетали крылатые твари и кого-нибудь утаскивали. Может быть, так и бывало. Может быть, так просто говорили, чтобы удержать детей дома, когда им следовало оставаться в четырёх стенах.

Гораздо больше отец не стал мне рассказывать. Когда я спрашивал его: «Это было вроде какой-то секты?», — он просто менял тему.

О некоторых вещах он тоже не рассказывал, например о том, почему ушёл оттуда и был ли у него какой-то особый талант, как у Джерри или обитающего на дереве дядюшки.

Но он поведал мне о Красной Ведьме — которая, по-моему, слыла легендой даже для хоразинитов. Она была дочерью этого народа, но чересчур необычной даже для них. Ведьмой овладело «недовольство», заставившее её покинуть городок и скитаться по окружающим холмам. Ходила присказка: «Берегись, когда заходит солнце и смеркается», потому что, если ты видел, как солнце опускается за холмами, особенно зимой, а на фоне неба чернеют силуэты деревьев, и очертания голых ветвей и промежутков между ними, различаются очень ясно и очень издали — если ты видел, как солнце заходит таким образом и в неправильном месте, значит, это вообще был не закат. Это была Красная Ведьма, как утверждали некоторые — облачённая в огонь, не обжигающий её саму, но смертоносный для всех прочих. Если бы ты её увидел, то, присматриваясь, как она движется между деревьями по холмовой гряде, тебя могло потянуть к ней. Тебе захотелось бы подойти к Ведьме. Ты подошёл бы. А люди, отправившиеся к ней, обратно не возвращались — такая вот история.

Вот только я сам в двенадцать лет повстречал Красную Ведьму. Папа ни с того, ни с сего потребовал всей семьёй отправиться на «пикник» и мы поехали. Никаких возражений он не слушал. Прямо сейчас. Мы собрались на пикник прямо сейчас, посреди недели, когда ему следовало быть на работе и я понимал, что даже мама смотрела на него, как на психа, моя шестилетняя сестрёнка Элис просто надеялась, что будет весело, а я надеялся, что из этого выйдет по-настоящему интересная история.

Мы ехали и ехали, из Филадельфии через Поконос[2], а затем повернули налево, держась у самой границы штата Нью-Йорк, где вообще ничего нет, лишь тянутся тёмные холмы и тёмные долины. Папа сказал, что где-то в этом районе Великий Пенсильванский Каньон и, может быть, он нам попадётся. Мы так и ехали дальше. Мама явно понятия не имела, зачем и куда, и понемногу начинала беспокоиться. Я почти соскучился и проголодался. Элис, сидящая рядышком на заднем сиденье, заснула у меня на коленях. Время подходило к четырём часам, причём поздней осенью, когда с деревьев облетела листва, начало холодать и рано темнеть.

Потом папа вдруг свернул на обочину, на изгибе дороги в низине меж двух холмов, в поистине очень мрачном и глухом месте. Других машин мы не замечали уже часа два.

— Давайте устроим пикник! — предложил он, мы все вылезли наружу и, шурша опавшей листвой, стали взбираться по склону холма, пока не добрались до большого камня, немного смахивающего на стол. Помню, как я глядел на голые ветки и думал, что тут можно бы набрать куколки насекомых и принести их в школу, на урок естествознания, но сперва мы достали припасы и перекусили. Все наши беседы свелись к «Дай, пожалуйста, пикулей». Во всём ощущалась какая-то необычная напряжённость, словно это работа, которую следует выполнить. Я понимал, что маму беспокоит что-то, о чём она не рассказывает, да и Элис это заметила, и скажу, что в итоге развлечением пикник оказался никаким, и мне жутко хотелось уехать отсюда и вернуться домой.

Но потом папа заявил, что ему нужно уйти и «кое-что сделать», поднялся на вершину холма, перебрался через неё и пропал среди деревьев. Я думал, он просто отошёл в туалет, но, когда папа не вернулся и через час, а мы с Элис сидели и молчали, мама пробормотала про «дело», что-то, вообще не имеющее смысла.

Солнце уже начало клониться к закату, лес помрачнел, а Элис принялась хныкать. Я потребовал, чтобы меня отпустили искать папу, и, на удивление, не став спорить, мама просто тихо проговорила: — Да, сходи.

Так что я забрался на холм, к самой линии хребта, небо впереди пылало огненно-красным и прямо передо мной виднелись силуэты безлистых деревьев, похожих на обглоданные кости, хотя, вроде бы, я стоял лицом совсем не к юго-западу. Кажется, всё было не в том месте, потому что, как только я забрался на вершину холма, там меня поджидала Красная Ведьма, парящая в нескольких футах над землёй, облачённая в длинное и струящееся алое платье. настолько яркое, будто его соткали из пламени. Оно было чересчур ярким, чтобы смотреть на него прямо, так что я просто заслонился рукой и чуть лучше разглядел Ведьму, пока она шла среди деревьев, а стволы между нами то и дело загораживали свечение. Я отчётливо видел её лицо. Волосы плавали в воздухе, словно она двигалась под водой. Красная Ведьма улыбалась, почти дружелюбно; но во взгляде было что-то, слишком необычное, чтобы распознать — дружелюбное это или недружелюбное, доброе или злое. Такое мне